Иорган резко вскинул на него глаза:
– Мы говорили о мирах, то есть об обитаемых планетах, и только. И только, – повторил он с нажимом.
А Язон и не ожидал другого ответа. Просто хотелось проверить, не была ли случайной та фраза о военной тайне. Проверил. И теперь сказал солидно, будто судья, ведущий заседание:
– Возражение принято.
А Морган опять не почувствовал иронии. Он продолжил говорить о своем, будто и не было этого сбоя в беседе:
– Мы уже способны сегодня нападать на весьма могучие планеты, и это важный этап в нашей истории. Знаешь, с чего начинались флибустьеры?
– Нет, – честно признался Язон.
– С примитивных мелких налетов на торговые корабли. Одни из нас проходили школу грабительских войн в той самой Звездной Орде, которая в течение многих лет наводила ужас на всю галактику, пока вы с нею окончательно не расправились. Другие оттачивали мастерство в гангстерских группировках на различных промышленно развитых мирах. Третьи огнем и мечом вершили историю на планетах, деградировавших до средневекового уровня. По земным понятиям средневекового. Понимаешь, о чем я говорю, да? Ну а потом Старик Сус перетащил с Тортуги на Джемейку магический символ – аукснис жверис. И после заложил его в банк на Кассилии под огромную ссуду. А легендарный Джон Сильвер на эти деньги снарядил непобедимую армию, собрал под наши черные знамена и первых, и вторых, и третьих.
На этом моменте истории Язон был бы не против остановиться поподробнее, чтоб разобраться с некоторыми неясностями, но куда там! Морган пел соловьем, и остановить его не представлялось возможным.
– Я уже не застал Сильвера, – рассказывал он. – Я воевал в армии Дрейка. Но знаю, что еще Сильвер перешел от нападений на грузовики и пассажирские лайнеры к серьезным сражениям с военными кораблями. А великий Фрэнсис Дрейк учил нас не бояться никого и ничего, не признавать никаких авторитетов, кроме флибустьерских. А еще – строжайшей дисциплине учил и умению различать, где необходима взаимовыручка, а где – здоровый дух соревнования между товарищами. Учил не жалеть никого, ибо жалость расслабляет. И не любить никого, потому что любить можно только Бога, деньги и власть. Все остальное тоже расслабляет, особенно любовь к людям. Люди вообще недостойны слишком сильных чувств. Они просто бывают нужными и ненужными.
Вообще, было даже забавно смотреть на то, как Морган увлекается своей риторикой. Он начинал вещать с таким пафосом, будто перед ним площадь, заполненная народом, или, как минимум, огромный зал, до отказа набитый фанатичными последователями этого параноидного учения. Забавно – с одной стороны, а с другой – неприятный холодок пробежал у Язона по спине. Захотелось вернуть разговор к нормальному диалогу. И едва уловив малейшую паузу, он спросил:
– Генри, а я – нужный человек?
– Ну, конечно, нужный, – с энтузиазмом откликнулся Морган. – Уверен, что и сам Дрейк, увидел бы это сразу. А во мне сэр Фрэнсис увидел лучшего ученика. Так что, когда он погиб, я сразу стал первым человеком и на Джемейке, и во всем флибустьерском космосе.
– Понятно, – сказал Язон. – Интересная история. В чем-то даже поучительная. Ваша жажда власти, ваша смелость и сила, упорство, целеустремленность, умение сражаться – все это достойно уважения, Генри. Но я все равно не понимаю, зачем нужно убивать тех, кто заведомо слабее, тех, кто безоружен и вообще беззащитен?
– Хороший вопрос! – обрадовался Морган в своей излюбленной манере. – А зачем, например, ты пьешь спиртное и куришь сигареты? Ведь это вроде бы тоже нехорошо! А? Но как приятно!
– Ах вот оно что… – Язон даже растерялся на какое-то мгновение от столь неожиданного ответа.
– Именно, именно! Пойми ты наконец, Великий Игрок и Великий Звездный Романтик – вот тебе еще одно прозвище! Перестань ты закрывать глаза на одну из элементарнейших истин: убивать – это удовольствие. Может быть не для всех, но для подавляющего большинства людей. Так было во все века, во все тысячелетия, во всех мирах. А иначе почему проливалось всегда так много человеческой крови? Люди, в подавляющем большинстве своем, никогда не делали того, что им было неприятно. И убивали они тоже с радостью. Пойми, Язон, убийство – это высшее наслаждение, много выше пьянства, обжорства и любовных утех, сравнимое разве с удовольствием, которое доставляют власть и слава. И точно так же, как детям недоступны радости алкогольной эйфории или плотской любви, так и вам глупым не доступна радость причинения боли и наслаждение от красивого убийства.
Паранойя со всей очевидностью прогрессировала, и Язон, убоявшись неадекватной реакции со своей стороны, спросил нельзя ли выпить чего-нибудь, коль уж об этом зашла речь.
– Отчего же! У нас все можно, – отозвался Морган с охотою. – Наслышан, что ты предпочитаешь виски. Пожалуйста, и виски найдем. Или уж ты решил, что я сейчас налью тебе стакан теплой крови?
«Ишь ты, зараза, даже чувства юмора не теряет, – мелькнуло в голове у Язона. – Одержимость бредовыми идеями и самоирония – такое не часто встретишь вместе!» И от этого сделалось еще тревожнее: перед ним сидел не просто злодей – настоящий злой гений.
А виски оказалось прекрасным.
– Ну, что? Как говорит наш друг Гроншик с Радома, фуфла не держим, правильно? – самодовольно проговорил Морган. – Твое здоровье, нужный человек Язон.
– Спасибо, – только и осталось сказать в ответ, потому что пить за здоровье флибустьера даже из вежливости в этот момент не хотелось.
– Я знаю, о чем ты подумал, Язон, – Морган поставил стакан на пульт управления и резко повернулся к собеседнику. – Ты решил, что я сумасшедший. Мало того, собрал вокруг себя таких же психов. И значит, нас надо не побеждать, а лечить. Созывать со всей галактики врачей-психиатров на консилиум, а потом из распылителей поливать планету Джемейку какой-нибудь суперсовременной дрянью, которую, едва вдохнешь – сразу превращаешься из козлища в агнца. Я угадал?